Конан

Конан

нулся следом.
За дверью его встретили лязг оружия и тьма, едва рассеиваемая огоньком одинокой лампы. Конан застыл на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте; похоже, его появление осталось незамеченным. В центре небольшой комнаты с низким потолком копошилась темная масса, с грохотом падала мебель, звон стали непрерывной нотой висел в воздухе. Кто-то истошно заверещал, визг быстро перешел в захлебывающийся крик, и от темной массы отвалился ком, в котором можно было разглядеть фигуру человека, схватившегося обеими руками за грудь. Раненный сделал несколько неверных шагов и наткнулся на стену. Словно комок рухляди, сорвавшейся с гвоздя, он сполз вниз и опустился на пол, судорожно дергая ногами. Вскоре Конан разглядел еще двоих, без движения валявшихся под ногами сражавшихся.
- Ублюдок! - рявкнул он в темноту. Ругательство адресовалось бессмертному, но в то же время он хотел отвлечь на себя внимание нападающих.
Окрик подействовал, как ведро воды, вылитое на сцепившихся в драке котов - масса в центре комнаты распалась на отдельные фигуры. В середине круга стоял Зольдо с мечом и кинжалом; опешившие бандиты замерли, стараясь сообразить, что к чему. Соображали они недолго, но за это время Конан успел их сосчитать - десяток крепких парней самого разбойного вида. Через мгновение схватка возобновилась: трое с широкими кривыми саблями бросились к киммерийцу, остальные вновь накинулись на бессмертного.
Меч варвара со свистящим шелестом вылетел из ножен.
Конан не стал ждать, пока враги приблизятся, и сам прыгнул навстречу. Два клинка, прямой и изогнутый, столкнулись, высекая искры; сабля птицей вылетела из руки бандита и вонзались в потолок с вибрирующим стоном. Киммериец ударом ноги отшвырнул противника к стене. Двое других отпрыгнули, чтобы напасть с двух сторон одновременно. Конан, не дожидаясь, пока они приведут свой план в исполнение, ринулся вперед - так, чтобы оказаться поближе к одному из противников. Бандиты разгадали маневр варвара, но слишком поздно.
Первая жертва покатилась по полу с распоротым животом, сжимая окровавленными пальцами раны; Конан же развернулся на месте и, как змея, скользнул к следующему. Тот начал вращать саблей в воздухе, рассчитывая, что не даст врагу приблизиться. Но Конан не интересовался фехтовальным искусством бандита; его меч с ужасающей силой рухнул на саблю противника. Удар был таков, что бандита развернуло к киммерийцу спиной - и тут же острие меча Конана врезалось в тело врага и прошло по спине наискось от плеча до поясницы, перерубив позвоночник. Мертвый бандит еще не упал, а варвар уже был готов к продолжению боя.
Враг, которого он обезоружил и оглушил ударом ноги в самом начале схватки, пришел в себя. Увидев, что киммериец стоит к нему спиной, он вскочил на ноги и изо всех сил помчался к своему оружию, которое засело в балке низкого потолка. Острие сабли ушло в дерево совсем неглубоко, и рукоять оружия подрагивала, отзываясь на топот множества ног, падения мертвых и столкновения живых. Бандит ухватил саблю, выдернул ее и обрушил удар на киммерийца.
Вернее, так ему показалось - глаза его расширились от изумления, когда он заметил, что у него больше нет руки, а только короткая культя, из которой хлещет кровь. Больше он не увидел ничего: варвар был стремителен - первый удар мечом перерубил руку бандита в плече, вторым ударом Конан развалил его надвое. Рука врага так и осталась висеть:
пальцы мертвой хваткой вцепились в рукоятку сабли.
Конан отвернулся от мертвеца и опустил оружие. Комната казалась пустой. Дрожащий огонек лампы скудно освещал перевернутые столы и скамьи, а также трупы, вповалку лежавшие меж ними. Бессмертного в комнате не было, но до слуха киммерийца донесся отдаленный шум. Приглядевшись, он заметил в дальней стене еще одну дверь; шум слышался оттуда. Конан быстро пересчитал мертвецов - их было восемь. В живых еще двое, подумал киммериец и поспешил на шум. Звон металла в темном углу комнаты изменил его первоначальные намерения: кто-то затаился в темноте, пережидая. Видно, надеялся улизнуть, оставшись незамеченным.
Конан замер, потом повернулся лицом к углу и приказал:
- Выходи!
Тускло блеснув металлом, вылетел кинжал! следом за ним выскочил человек и бросился к двери, ведущий на улицу. Но киммериец был начеку. Кинжал он на лету отбил клинком, а затем перехватил меч в руке и собрался метнуть его, как копье, в спину бандиту. Он не успел сделать это: короткий свист разорвал тишину, и бандит кубарем покатился по полу.
Он упал лицом вниз, раскинув руки, и застыл неподвижно; в затылке у него торчала короткая палочка.
Бессмертный стоял в черном прямоугольнике внутренней двери.
- А, это ты, - проворчал киммериец.
Зольдо наклонился, подхватил что-то и направился к Конану. Это что-то было бесчувственным телом, которое он волок за шиворот. Он протащил ношу на середину комнаты и бросил ее к ногам киммерийца.
- Это Упырь, - сказал он. - Живой.
Зольдо пинком перевернул тело на спину.
- Принеси лампу, а то темно, хоть глаз выколи, - буркнул Конан. Бессмертный молча отошел. Вернувшись с лампой в руке, он подхватил перевернутый табурет и водрузил лампу на него. Рыжий огненный язычок поплясал немного и успокоился, вновь протянулся острием к закопченному потолку. Белки закатившихся глаз Упыря слабо заблестели, отражая неровный свет. Бесноватый не приходил в сознание.
- Крепко ты его, - заметил Конан и поинтересовался: - Вода здесь есть?
- Не знаю.
- Дай-ка лампу, - киммериец протянул ладонь.
Бессмертный снял светильник со стула и подал Конану;
тот поднес огонек к заросшему волосом лицу Бесноватого Упыря.
- Ну и ну, - вдруг вырвалось у него.
Киммериец отставил лампу, вложил в ножны меч, который до сих пор держал в руке, и вынул кинжал. Его острием он ткнул под ребра распростертое перед ним тело. Упырь тихо застонал.
- Давай, очухивайся побыстрее, - пробормотал Конан и ткнул сильнее.
Бесноватый глубоко вздохнул и медленно опустил веки.
Когда он пришел в себя от боли, то сразу сообразил, что к чему, и понял, что бежать ему не удастся: железные пальцы варвара крепко держали его за горло. Упырь вспомнил Сеннуха-Гиену и скривился.
- Ну, здравствуй, Рамес, - услышал он знакомый ненавистный голос и открыл глаза.
Лицо варвара с холодными синими глазами нависло над ним. Новые шрамы появились на нем, но не узнать Конана было невозможно. Упырь скосился и увидел второго.
Желтоглазый смотрел на него словно на таракана - перед тем, как прихлопнуть насекомое. Из горла Бесноватого вырвалось хриплое проклятье.
- Ну, я виду, ты уже в полном порядке, - насмешливо прогудел киммериец и встряхнул Бесноватого так, что у того лязгнули зубы. - А теперь говори, скотина, кто тебя подослал?
Упырь, которого Конан назвал Рамесом, ощерился, с ненавистью глядя на варвара.
- Сеннух-Гиена, - процедил он сквозь зубы.
- Сеннух?! - удивился Конан. Память киммерийца годы не замутили: жадюгу-скупщика, который к тому же был предателем, он вспомнил сразу - как вспомнил и то, что сам разорил его; по мнению Конана, это было самым легким наказанием для Гиены. - Так он до сих пор не подох?
- Подох. Сегодня, - проскрежетал Рамес-Упырь.
Конан хмыкнул.
- Значит, сегодня... А кто ему удружил - уж не ты ли?
- Я.
- Ну, спасибо, - развеселился киммериец. - А вот заплатил ли он тебе?
- Проклятый варвар! - заорал Упырь, брызгая пеной, выступившей у него в уголках рта. - Чего ты медлишь? Убей меня!
- Да ты что? - усмехнулся Конан. - Мы так давно не виделись, вонючий ублюдок, хотелось бы потолковать...
Значит, решил сам со мной расквитаться?
- Я не решил, - просипел Упырь. - Я...
Он с силой дернулся, и вдруг лицо его застыло в изумлении, а в виске выросла рукоять стилета. Тело Бесноватого обмякло, и голова упала, глухо стукнувшись о пол.
Киммериец разжал сведенные на глотке бандита пальцы и фыркнул, как разъяренный тигр.
- Разве я тебя в телохранители нанял? - ледяным голосом спросил он бессмертного.
Но Зольдо только мигнул желтыми глазами.
- Он что-то достал из одежды, - произнес он бесцветным голосом и указал пальцем на сжатый кулак мертвеца.
Киммериец умолк. Он посмотрел на свой кинжал, спрятал его в ножны и оглянулся. За спиной у него валялся труп бандита; рядом с ним лежала сабля. Конан поднял оружие и, просунув конец лезвия между стиснутых пальцев мертвеца, заставил кулак раскрыться. На ладони покойного Упыря темнел странный порошок.
- Черный лотос, - проговорил киммериец. - Ладно, беру свои слова назад!
- Ты знал его? - спросил Зольдо.
- Знал, - кивнул Конан, отходя от трупа. - Тоже стигиец, как и Гиена. Жрец-расстрига! Бежал сначала из своего гнилого храма, а после - из Стигии. Прибился к пиратам, но как был жрецом, так им и остался. Сколько козла не мой, он все равно воняет, - закончил он.
Зольдо наклонился над трупом Бесноватого.
- Лотос! - предупреждая его, воскликнул киммериец.
- Мне он не страшен, - сказал Зольдо.
Он выдернул из виска покойного свой стилет, вытер узкое лезвие о его грудь и спрятал нож за пояс.
Они пошли к выходу. Зольдо нагнулся к трупу, лежащему перед дверью, и вытащил второй стилет у него из затылка.
Неожиданный шум позади привлек их внимание; они насторожились. В проеме внутренней двери появился отсвет пламени, а вслед за ним возникла сгорбленная донельзя человеческая фигура с лампой в дрожащей руке. Свет вырвал из потемок морщинистое лицо - старик оглядывал мертвецов.
Обнаружив тело Бесноватого, он что-то залопотал, а вслед за этим плюнул на покойника. Но, совершая свою старческую месть, он слишком сильно наклонился или, может быть, задел руку, в которой был смертоносный порошок - старик повалился на своего врага. Лампа выпала и покатилась, разбрызгивая горящее масло.
Оказавшись на улице, Конан прищурился на солнце.
- Время еще есть, - сообщил он. - Вернемся в харчевню, а то у меня в глотке пересохло.
И зашагал к гавани. Зольдо беспрекословно последовал за ним.

* * *

В харчевне "Голубая Жемчужина" Конан с порога зычным голосом потребовал вина. Служанка, увидев их, раскрыла рот от изумления, а хозяин побелел, как полотно. Киммериец уселся за стол, с удовольствием вытянув ноги; лишь сейчас он заметил, что на плечах бессмертного нет плаща.
- Где твой плащ? - спросил он.
- Остался там, - ответил Зольдо. - Зачем мне дырявый плащ?
- А-а...
И Конан перенес свое внимание на служанку, которая приближалась с объемистым кувшином. Она со стуком поставила посудину на стол и, сделав страшные глаза, прошептала:
- Почему вы вернулись?
Киммериец поймал ее за руку и отхлебнул из кувшина.
- Девочка, принеси еще один, - сказал он. - Этот я выпью, пожелав удачи демонам Нергала. Демонам, которые сейчас грузят душу Упыря в самый большой котел преисподней.
Служанка замерла.
- Хозяин послал к упырю сына - сказать, что вы вернулись, - пролепетала она.
- Передай этому ублюдку, чтоб попридержал язык до вечера, пока мы не уедем, иначе я ему его отрежу. И пусть молится богам, чтобы я не отрезал его вместе с головой, - тряхнув косматой гривой волос, киммериец отыскал взглядом хозяина харчевни. Тот, поймав брошенный взгляд, аж посинел.
Конан чуть подтолкнул девушку: - Ну, иди!
Она убежала, и, схватив хозяина за руку, утащила его на кухню. Больше на глаза киммерийцу он не показывался, а служанка, кроме вина, принесла еще и блюдо с мясом. Конан потянул носом и причмокнул губами. На кувшине, замшелом от старости, красовалась печать на воске, которым была залита горловина. Зольдо ударом кинжала отбил горлышко кувшина, понюхал содержимое и протянул кувшин Конану. Киммериец снял пробу.
- Ого! - весело сказал он.
Служанка стояла рядом и ждала, теребя фартук дрожащими руками.
- Что еще? - спросил Конан.
Девушка потупилась.
- Не держи на него зла, воин... Упыря все боялись, - сказала она.
Киммериец махнул рукой, и девушка, просияв, убежала на кухню. Конан посмотрел на Зольдо, который не спеша потягивал вино из кружки: брови киммерийца сошлись на переносице.
- Зольдо, ты мне спас жизнь, - сказал он.
Бессмертный в знак согласия медленно наклонил голову.
- От ножа ты бы ушел, а от черного лотоса вряд ли, - бесстрастно подтвердил он и, помолчав, добавил: - сделай для меня обратное - и мы будем квиты.

Глава 9. ПОКА КОРАБЛЬ ПЛЫЛ...

Ты еще на свет не родился, когда я был убит, - сказал Зольдо. Он вытянул руки вперед, вглядываясь в свои ладони.
- Мертвая плоть не стареет... Меня убили, когда мне было тридцать лет. И убил тот, кому я доверял как себе самому.
Бессмертный замолчал, а потом тихо произнес:
- Нет в моей смерти чести для воина, и не хочу я о ней говорить.
В раскрытое окно каюты врывался соленый морской ветер, трепал и ерошил светлые волосы Зольдо. Конан точил меч и слушал его рассказ.
- Когда мой брат вернул меня с Серых Равнин, я пришел к своему убийце. Он думал, что я чудом остался жив, и взял меч, чтобы биться со мной. Я позволил ему выбить у меня из рук оружие. С криком радости он вонзил клинок мне в сердце, так что лезвие вышло из спины. Я стоял, пронзенный мечом насквозь, и хохотал. Он поседел от страха у меня на глазах, а оптом я разорвал его в клочья голыми руками. На крики сбежались стражи, но, увидев меня с мечом в груди, они бросили оружие и пустились улепетывать в разные стороны. Я ушел и больше никогда не возвращался туда, где я родился. Я долго был у брата и все время умолял его вернуть меня на Серые Равнины, но он и слышать об этом не хотел. Тогда я ушел. Он отпустил меня, предрекая мне возвращение. Однако этого не случилось.
- А что произошло с твоим братом? - задал вопрос Конан.
Зольдо улыбнулся.
- Спроси о том у своего меча, киммериец.
- Что?!
Конан изумился. Он озадаченно потер шею кулаком с зажатым в ней точильным бруском.
- Это когда же?
- Вспомни Гулистан; горцы и похищенная магами вендийская принцесса.
- Ты не похож на вендийца.
- А я и не говорил, что я - вендиец.
- Так кто же ты все-таки?
- Оживший мертвец, который не может умереть сам.
Конан сдул прядь волос, упавшую на глаза, и кивнул.
- Не хочешь говорить - и не надо. А дальше?
- Я ушел. Теперь я не считаю себя воином: скучно убивать тех, кто не может убить тебя, а я искал свою смерть. В конце концов я добрался до Пелиаса. Все остальное ты знаешь с его слов.
- Почему ты сам не отправился за Камнем Мертвых? Или тебя устрашили россказни старого пройдохи-чародея?
- Может быть, я бы и сам пошел за талисманом, но в этом случае смерть моя оказалась бы ужасной. Камень Мертвых не способен без мага разрушить заклинание, связывающее душу с мертвой плотью, но он может уничтожить саму душу, и тогда я никогда не вернусь на Серые Равнины. Об этом мне сказал другой маг, не Пелиас; Пелиас это только подтвердил.
- А потом вы подстроили дело так, чтобы я отправился за талисманом, - мрачно продолжил Конан.
- Пелиас сказал: ты - и никто иной.
- Чтоб его молния поразила, этого старого фокусника!
Конан с лязгом вогнал меч в ножны.
- Тебе я не верить не могу, - сказал он. - Знавал я в одно время оживленного, вроде тебя - тоже ни о чем, кроме Серых Равнин, думать не мог. Но Пелиас напустил столько туману...
- Я знаю не больше, чем ты.
Киммериец задумался.
- Сдается мне, что нам доведется скрестить мечи друг с другом, а то, что болтал Пелиас о возвращении с талисманом
- брехня!
- Не знаю, - сказал бессмертный. - Если так, то я отдам тебе свое оружие.
- Что? - изумился киммериец.
- Я могу убить тебя, - пояснил Зольдо. - А к чему нам это?
Конана такой поворот дела немного озадачил. Он подпер подбородок ладонью и замолк в томительном раздумии.
- Что ж, может статься и так, - наконец произнес киммериец. - Но если ты умрешь, то умрешь с мечом в руках.
Я же порешил твоего брата.
- Туда ему и дорога, - тихо обронил Зольдо.

Глава 10. ДЖУНГЛИ

Несколькими сильными ударами своего длинного кинжала Конан перерубил змеевидные стебли лиан, что перегородили путь. Из одного обрубка выплеснулся белый, похожий на молоко, клейкий сок. Киммериец выругался и вытер заляпанное плечо ладонью, но тут же понял всю опрометчивость подобного поступка. Он поднес ладонь к носу и сморщился от отвращения.
- Кром! Да от него несет падалью!
Зольдо обломил у черенков пару листьев, способных служить плащом в дождливую погоду, и протянул их киммерийцу. Тот обтер ладонь, тщательно вытер лезвие кинжала и отбросил скомканную зелень прочь.
- Давай-ка теперь я пойду впереди, - предложил бессмертный.
Конан не успел ответить. Отдаленный гул барабанов смешался с непрерывной трескотней, которую издавали тысячи существ, обитавших в сумеречной зелени джунглей. Грохот прокатился над кронами деревьев, сцепившихся кронами так, что лишь отдельные лучи солнца проникали под эту живую крышу, и затих.
Киммериец и бессмертный переглянулись; кажется, барабаны не сулили им ничего хорошего. С молчаливого согласия спутника Зольдо вышел вперед; теперь он прорубал дорогу в густой переплетенной зелени тропического леса.
Солнце четырнадцать раз поднималось над горизонтом с тех пор, как они переправились через реку Зархебу и углубились в джунгли. Плаванье к Черным Королевствам прошло гладко и спокойно; киммериец изнывал от безделья, слоняясь по палубе от борта к борту. Когда корабль нагнал большую стаю дельфинов и капитан решил между делом поохотиться на морских животных, Конан с превеликим пылом принял участие в этой затее. Его искусство в обращении с гарпуном, который варвар метал с борта судна в лоснящиеся мокрые спины, вызвало восхищение у всей команды. Варвар не знал промаха.
Стоя на носу корабля, обнаженный по пояс, он принимал из рук подающего тяжелое древко, на одном конце которого сверкало длинное зазубренное жало гарпуна, а на другом круглилось металлическое кольцо с привязанным к нему крепким тонким канатом. Прищурив синие глаза, чтобы не мешали блики солнца, пляшущие на воде, он выжидал, когда меж волн покажется черная глянцевая спина с торчащим серповидным плавником. Темные силуэты дельфинов стремительными молниями мелькали в прозрачной светло-зеленой воде. Когда у животного кончался запас воздуха, оно поднималось на поверхность, выпуская фонтан мельчайших брызг, а затем, набрав полные легкие, вновь скрывалось в глубине. Только на мгновение черная спина маячила среди волн, и этого мгновения терпеливо ждал варвар. С гортанным кличем, почти не замахиваясь, он метал гарпун, и, вслед за мощным броском, каждый раз раздавался торжествующий рев матросских глоток. Конану передавали очередной гарпун, потом на палубу вытаскивали жертву, пронзенную почти насквозь.
Вечером матросы пригласили Конана на свое ежевечернее сборище на палубе: испить чашу крепкого винца. Киммериец не чинился; он сидел в круге моряков, пил с ними и слушал морские байки. О чудищах, живущих в глубинах моря и поднимающихся наверх на погибель кораблям; о штормах и тайфунах, о далеких и таинственных землях, лежащих где-то за морями запада, ну и, конечно, о пиратах и схватках с ними, а из пиратов больше всего об Маре, предводителе Черных, Грозе Океана. Один из матросов, по его словам, видел Амру самолично, когда судно, на котором он плавал в то время, было захвачено и разграблено, а ему только чудом удалось остаться в живых. Был жесток Амра и не знал он пощады! Конану захотелось за столь правдивую историю дать рассказчику по шее, он сдержался, хотя матрос не желал красок, живописуя деяние грозного пирата. На вопрос, каков был на вид страшный северный варвар, подчинивший себе черных дикарей, в обычаях которых было не щадить инородцев, матрос нахмурил жидкие брови и принялся сосредоточенно скрести щетинистый подбородок. Он побегал глазами по лицам товарищей, с нетерпением ожидавших ответа, и остановил взгляд на киммерийце. Тут матрос хлопнул себя по коленям в избытке чувств и заорал:
- Ну вот как он, как господин Ольгар!
Взгляды матросов устремились на варвара, который этим именем назвал себя своим собутыльникам. Конан не почувствовал в этих взглядах для себя никакой опасности - узнанным он быть не боялся.
А матрос тем временем продолжал описание, пользуясь живым примером:
- Только тот был в плечах пошире, да и повыше на голову, а то и поболе будет.
Матросы, как будто впервые увидев перед собой, ощупали взглядами фигуру гиганта-киммерийца с ног до головы и разом выдохнули:
- Да неужто?
Рассказчик принялся клясться всеми богами подряд: и морскими, и сухопутными.
Конан чуть было не расхохотался. Пытаясь хоть как-то скрыть смех, он поднял чашу с вином, пряча в ней лицо.
Напиток, увы, попал не в ту глотку - киммериец поперхнулся, и соседи услужливо заколотили кулаками по широкой спине северянина. Разошлись далеко за полночь, но больше участия в ночных посиделках Конан не принимал. Всю дорогу у него чесались руки надрать уши матросу-вралю.
Бессмертный во время плавания почти не покидал каюты;
лишь изредка, перед закатом, он проявлялся на палубе и стоял у борта, уперев взгляд в заходящий диск солнца.
Когда борт корабля ударился о камни пристани в последний раз, они покинула судно и, купив верховых животных, двинулись на юг к своей цели, меняя по дороге лошадей и верблюдов. Их появление в безвестной жалкой деревушке на берегу Зархебы было воспринято ее жителям почти как чудо: никогда до сих пор обитатели этого селения не приходилось видеть светлокожих рыцарей в кольчугах с длинными прямыми мечами на боку. Синие глаза киммерийца и желтые - Зольдо привели бесхитростных селян в детский восторг.
Конан с охотой принял гостеприимство дикарей. Жители деревни, узнав, что их гости держат путь в глубь джунглей, ужаснулись и стали отговаривать странников с глазами, похожими на цветные камешки из ручья. Когда же уговоры не возымели действия, чернокожие без лишних слов снарядили лодку и переправили киммерийца и бессмертного на другой берег реки, где и попрощались с ними, горько сетуя об их дальнейшей участи. Конан и его спутник углубились в джунгли. Они оставили своих верблюдов в древне и шли пешком, потому что так было легче продираться сквозь встретившие их заросли, сплошь и рядом усыпанные колючками.
На десятый день путешествие Конан наткнулся на свежее кострище, возле которого валялись обглоданные человеческие кости и черепа, сложенные в кучу. Дикие звери так не поступают со своими жертвами - то были остатки трапезы людоедов.
Зольдо шел впереди. Правая рука бессмертного мерно опускалась и подымалась вновь - он расчищал дорогу. Громкий топот, раздавшийся справа, заставил его приостановиться.
Кроме топота слышался треск ломаемых ветвей, словно кто-то напролом несся через лес, не разбирая дороги. Шум быстро приближался.
- Лезь на дерево! - услышал он голос киммерийца.
Зольдо не успел последовать совету. Спутанные ветви рядом с ним с треском раздались, и какая-то темная масса с чудовищной силой ударила бессмертного в бок; он подлетел в воздух, упал, и его снова ударило так, что он кубарем покатился по сырой почве, покрытой гнильем. Теперь Зольдо разобрал хрюканье и разъяренный визг кабана. Боли он не чувствовал, не мог чувствовать,

на главную страницу