Конан

Конан

о в такой ужас.
Извиваясь, она ползла прямо к алтарю; на ее чешуе играли отблески костра, холодно посверкивали бусинки глаз, длинный раздвоенный язык быстро сновал в узкой змеиной пасти. На сидевших вокруг костра воинов она, казалось, не обращала никакого внимания, они же оставались совершенно спокойны, что немало удивило меня, поскольку уж если пикты и боялись чего-то на этом свете, так только змей.
Добравшись до алтаря, гадина вползла на него, и замерла, приподняв узкую голову. Движения пиктского колдуна замедлились - и тут, в такт с ним, затанцевала змея. Шаман издал жуткий сдавленный вой, напоминающий шум ветра, проносящегося сквозь заросли бамбука, а змея, поднимаясь все выше и выше над алтарем, внезапно начала обвиваться вокруг брошенного на камень пленника - причем размеры ее были столь велики, что сверкающие кольца полностью скрыли тело человека. На виду оставалась только его слабо подергивающаяся голова с переполненными смертельным ужасом глазами.
Вой шамана сорвался на истерический визг, он сделал резкое движение рукой и бросил что-то в костер.
Огонь стремительно взметнулся вверх, из пламени взвилось и заклубилось над жертвенником причудливое облако, скрывшее на мгновение происходившую на алтаре отвратительную сцену. Потом очертания каменной глыбы словно дрогнули, поплыли, и я уже не мог разобрать в этих непостижимых изменениях, что же было змее, а что - человеком.
Из груди собравшихся возле костра пиктов вырвался единый, полный благоговейного ужаса вздох, прозвучавший как легкое дуновение ветра в ветвях деревьев.
Дым постепенно начал рассеиваться. Змея теперь неподвижно лежала на алтаре рядом с пленником - почему-то я посчитал их обоих мертвыми. Шаман с усилием схватил гадину и сбросил ее на землю, потом стащил с алтаря и тело человека. Тот безвольно упал рядом со змеей, и колдун перерезал кожаные ремни, после чего снова задергался в танце, плетя руками в воздухе причудливые узоры.
И тут пленник начал проявлять признаки жизни. Он попытался приподняться с земли - и не мог. Голова его судорожно поддергивалась и безвольно перекатывалась из стороны в сторону, между полураскрытыми губами то появлялся, то исчезал язык. Потом - я непроизвольно вздрогнул от ужаса - он пополз в сторону, извиваясь всем телом, словно превратился в змею.
Гадина же, лежащая рядом с ним, содрогалась в резких конвульсиях. Она тоже попыталась приподняться с земли, но рухнула обратно. Снова и снова она безо всякого успеха порывалась встать на хвост, напоминая обезноженного человека, который, не осознавая этого, отчаянно желает подняться.
Тишину ночного леса разорвал дикий вой пиктов. Меня колотило от ужаса, к горлу неудержимо подкатывала тошнота.
Теперь-то я до конца понял смысл кошмарного первобытного обряда, о котором раньше мне приходилось только слышать - шаман племени Сокола поместил душу врага в тело змеи, а душу отвратительной гадины - в его тело! Такая месть была достойна всех демонов преисподней! А сидящие вокруг костра пикты испытывали истинное наслаждение от этого омерзительного действа!
Обе жертвы ужасного колдовства - человек и змея - беспомощно корчились на земле.
Затем в свете костра коротко блеснул зажатый в руке шамана клинок, и по земле покатились две головы. И - я не мог поверить своим глазам! - рептилия дернулась и затихла, тело же человека перевернулось на бок и начало судорожно извиваться, как будто это на самом деле была обезглавленная змея.
Глаза мои видели многое, но сейчас на меня накатила волна слабости; я чуть не потерял сознание. Не удивительно:
какой нормальный человек может вынести столь устрашающее зрелище кошмарного первобытного колдовства?!
Другое дело пикты: ужасная сцена привела их в такой дикий восторг, что они показались мне в этот момент не людьми, а мерзкими порождениями мрака.
Шаман продолжал свой танец. Высоко подпрыгнув, он остановился перед полукругом воинов, сорвал с лица маску, запрокинул назад голову и завыл, словно голодный волк.
Красноватый отблеск огня упал на лицо колдуна - и в этот момент я его узнал! Весь перенесенный только что кошмарный ужас, все вызывающее тошноту отвращение переродилось в жгучую ярость - и, одновременно с этим, как туман испарился мой здравый смысл, все разумные мысли о собственной безопасности, о моей миссии и долге перед своей страной.
Потому что шаманом был старый Тейанога - давний и заклятый враг, предавший мучительной смерти множество наших людей. А кроме того, он сжег живьем на костре моего лучшего друга - Джота, сына Гальтера.
Всепоглощающая ненависть заставила действовать меня едва ли не инстинктивно, без участия подсознания. Я вскинул лук и, наложив стрелу на тетиву, выстрелил, почти не целясь
- все произошло почти мгновенно. Свет костра был обманчив, но на таком расстоянии промахнуться я не мог - у нас на Западной Границе жизнь во многом зависит от того, насколько хорошо ты умеешь натягивать лук.
Тонко свистнула в ночном воздухе стрела, старый Тейанога взвыл, как гиена, и, зашатавшись, рухнул навзничь.
Из груди шамана торчало оперенное древко стрелы. Моей стрелы! Пикты завопили от неожиданности, сидящий у костра светлокожий высокий человек стремительным движением вскочил на ноги, впервые повернувшись ко мне лицом. И тут - о Митра! - я понял, что то был хайборией!
На какое-то мгновение я застыл, парализованный шоком, и это едва не стоило мне жизни. Все пиктские воины, как дикие кошки, ринулись ко мне, чтобы найти и покарать врага, выпустившего смертоносную стрелу. Они уже достигли края поляны, когда я пришел в себя и стремглав бросился в темноту, огибая стволы деревьев и уклоняясь от хлещущих по лицу ветвей - причем полагаться приходилось лишь на инстинкт и милость Светлого Митры, поскольку разглядеть в таком мраке я не мог ничего. Единственное, что давало мне надежду на спасение, так то, что выскочившие со света пикты не могли видеть во тьме оставляемые мной следы и вынуждены были преследовать меня столь же вслепую, как я пытался от них убежать. Но я знал, что охотиться за мной они будут подобно стае волков - до тех пор, пока не настигнут добычу.
Я мчался по ночному лесу, сердце колотилось где-то под горлом от страха и возбуждения, да еще давали о себе знать впечатления от той кошмарной сцены, невольным свидетелем котором я был только что. И этот хайбориец... Его присутствие во время ритуала потрясло меня самым невероятным образом - ведь человек белой расы не может наблюдать ха тайными обрядами пиктов и уйти живым, разве что ему посчастливилось остаться незамеченным. Но тот, кого я видел, был вооружен - я заметил на его поясе кинжал и топор! Это совершенно не укладывалось у меня в голове и вызывало самые мрачные предчувствия.
При всем моем желании производить как можно меньше шума, я, разумеется, время от времени все же натыкался на деревья; в непроглядной тьме и непролазной чаще избежать этого было невозможно, и мои преследователи ориентировались на эти звуки, поскольку видеть могли не больше моего. Я несколько опередил дикарей - сзади уже не слышались их дикие воинственные вопли, однако я знал, что пиктские воины с горящими, как у волков, глазами, сейчас растянулись широкой цепью и тщательно прочесывают лесные заросли. На мой след они пока еще не напали - если бы дикари почуяли, что жертва находится в пределах их досягаемости, из их глоток немедленно бы вырвался обычный боевой клич.
И, тем не менее, я чуть было не попался. Воин, заметивший меня, явно не был у костра на поляне - слишком намного он опередил своих собратьев. Скорей всего, он был послан в дозор и рыскал по лесу, чтобы не допустить неожиданного появления врагов с севера. Дикарь мгновенно бросился за мной; видеть его я не мог, но явственно слышал приближающиеся стремительные шаги босых ног. Еще немного, и ему удалось настичь меня. Я выхватил кинжал, наугад взмахнул топором, он ударился о нож пикта... И тут мне неслыханно повезло - ринувшись вперед, мой соперник напоролся на выставленный клинок. Предсмертный вопль дикаря разорвал ночную тишину, и ответом на него был яростный рев его сородичей совсем неподалеку от места нашей быстротечной схватки. Теперь пикты завывали, как волки, нагоняющие свою добычу - они наконец-то догадались, где она.
Мне пришлось совершенно забыть об осторожности. Спасти меня сейчас могли только быстрые ноги, а разобью я голову о ближайший ствол или нет, зависело лишь от милости Митры. Однако мне повезло: лес немного поредел, толстые деревья почти не попадались. Исчез и подлесок; сквозь ветви просачивался слабый лунный свет - видимо, ветер разогнал облака.
Митра, Податель Жизни, не оставил меня - охотничий рев моих преследователей, только что такой кровожадный и торжествующий, начал потихоньку отдаляться. Пикты отставали; ни один из них не мог соперничать с белым в беге на большое расстояние. Неужели я спасен?! - промелькнуло в голове. Конечно, оставался риск, что я наткнусь на еще одного разведчика или дозорного дикарей, но ни один размалеванный воин так и не прыгнул на меня из темноты.
И вот, наконец, продираясь сквозь густые колючие кусты опушки, я увидел впереди яркие огни - то была хорошо укрепленная цитадель Кваниара, южный рубеж обороны Шохиры.

Глава 2

Прежде чем продолжит рассказ о последующих кровавых событиях, я поведаю о себе и о том, почему той ночью я находился один в лесу пиктов, по ту сторону границы.
Мое имя Голт, сын Хагара, и я родился в аквилонской провинции Конаджохара. Два года назад пикты пересекли Черную реку и, напав на крепостцу Тускелан, охранявшую южный рубеж, вырезали там всех до единого, после чего начали охоту за поселенцами в долине Громовой реки. После этого Конаджохара снова превратилась в глушь, где обитали дикие люди, дикие звери и царили столь же дикие обычаи.
Люди, ранее ее населявшие, вынуждены были бежать к западной границе - в Шохиру, Конавагу и Орисконию, или же еще дальше, на юг - к крепости Тандар, форпосту на реке Боевого Скакуна. Позже к ним присоединились те, кого перестала устраивать перенаселенность и условия жизни в их землях, и со временем здесь образовалась новая провинция - Тандар.
Здесь ничто не напоминало размеренное и неторопливое существование во владениях короля и его баронов, что раскинулись на благодатных и плодородных Восточных Землях Аквилонии. Эти новые дикие места осваивали простые люди, они обходились без помощи нобилей и не терпели их вмешательства. И податей мы тоже не платили никому. Жители провинции сами выбирали Земельный совет, строили все новые укрепленные поселки и сами решали, когда объявить войну, а когда заключить мир. Угроза же вражеского нашествия была почти постоянной, поскольку прочного мира между нами и соседними пиктскими племенами Пантеры, Речного Крокодила и Змеи никогда не было.
Несмотря на тяжелые условия, наша маленькая провинция развивалась и процветала, и нас не очень-то интересовало, какие события происходят в плодородных Восточных Землях.
Только случайно мы узнали, что в Аквилонии вспыхнула междоусобная война, что один из наемников поднял мятеж, желая свергнуть короля и захватить трон древней династии;
искры этого пожара зажгли огонь и на границе, и теперь у нас сосед тоже выступал против соседа, брат - против брата, и сын - против отца. Аквилонские рыцари в блестящих доспехах сражались и погибали на равнинах королевства, а мне пришлось в одиночку пробираться через лесную глушь в Шохиру с известием, способным определить судьбу всего западного рубежа. И вот я наконец-то достиг своей цели!
Кваниара была небольшой крепостью - всего-навсего окруженной невысокой стеной деревянной казармой на берегу Кинжальной реки. В утреннем небе плескалось пурпурное знамя провинции Шохира, и я с удивлением заметил, что рядом с ним нет королевского стяга с изображением золотой змеи.
Что бы это могло означать? Вообще-то, очень многое или вовсе ничего - нам на границе всегда было не до соблюдения этикета столь дорогого праздному люду с Восточных земель.
Пересечь вброд Кинжальную было совсем нетрудно - в самом глубоком месте вода едва достигала пояса. Когда я вошел в поток, с противоположного берега меня окликнул дозорный в кожаной одежде лесного стража. Я ответил, что иду из Тандара.
Воин несказанно удивился.
- Клянусь Нергалом, ты, видно, сошел с ума! Какие демоны понесли тебя через лес? Или дело, приведшее тебя в Шохиру, столь неотложно?
Тандар находится в стороне от других провинций, и между нами и этой боссонийской землей лежат обширные густые леса.
Помимо пути через лес существует и другая, значительно более безопасная дорога, но она идет в обход через несколько провинций и куда более длинна и утомительна.
Потом дозорный поинтересовался, что нового у нас в Тандаре. Я ответил, что и сам не знаю, потому что мне долгое время пришлось провести в разведке в лесах, где обитает племя Змеи. Это не было истиной, но я не имел точных сведений, на чьей стороне выступает в этой войне Шохира, и до поры до времени решил держать язык за зубами.
В свою очередь я спросил стража, смогу ли увидеть в крепости Кваниара Хакона, сына Строма, и узнал, что тот, кого я ищу, отсутствует - отправился в город Тенитея, расположенный далеко на восток отсюда.
И тут дозорный разрешил мои сомнения.
- Надеюсь, Тандар так же, как и мы, держит сторону Конана-киммерийца? - спросил он. - Видишь, в крепости почти не осталось бойцов, и теперь приходится охранять границу лишь с горсткой лесных стражей. Что бы я ни отдал, только бы очутиться сейчас в нашем воинстве! Оно стоит под Тенитеей, у ручья Огаха, и скорее ожидается крупное сражение с войском Брокаса из Торха и его презренными приспешниками.
Я удивленно вытаращил глаза. Ведь барон из Торха был повелителем Конаваги, а никак не Щохиры, которой управлял граф Тасперас из Кормона.
- А где же Тасперас? - непроизвольно вырвалось у меня.
- Наш владыка сражается за Конана! - Ответ лесного стража на этот раз был резким, и он посмотрел на меня подозрительным взглядом, как будто ему только что пришло в голову, что я могу оказаться шпионом.
Но мне хотелось выяснить еще один мучавший меня вопрос.
- Скажи, приятель, может ли в Шохире найтись хоть один человек, настолько связанный с пиктами, что принимает участие в их тайных церемониях? Да еще размалеванный, как они сами, и...
Я не успел договорить, увидев, что лицо лесного стража исказилось от ярости.
- Будь ты проклят! - едва владея собой, выкрикнул он. - Ты проделал этот путь лишь затем, чтобы нанести нам такое оскорбление?
Вообще-то он был прав: на западной границе нельзя было сильнее оскорбить человека, чем назвав его предателем. С моей стороны было не очень разумно задавать подобный вопрос, но так или иначе, мне стало ясно, что страж ничего не ведает о том светлокожем хайборийце, которого я видел у дикарского костра. Поэтому я поспешил заверить дозорного, что он неверно меня понял.
Успокоить его оказалось, однако, не так-то легко.
- Чего уж тут не понять, - буркнул он все еще дрожащий от гнева голосом. - Если бы не твоя темная кожа и южный акцент, я принял бы тебя за шпиона из Конаваги, и тебе пришлось бы держать ответ, приятель! Но даже если ты и не шпион, никто не давал тебе права так оскорблять людей Шохиры. если бы я не стоял сейчас на посту, я сумел бы доказать тебе в достойном поединке, что в Шохире нет ни предателей, ни трусов.
- Я не ищу ссоры, - ответил я. - Но если тебя так уж неймется, то еще некоторое время пробуду в Шохире, и ты, если пожелаешь, сможешь меня найти. Меня зовут Голт, сын Хагара.
- Не сомневайся, мы еще встретимся! - яростно выдохнул дозорный. - Запомни: я - Отхо, сын Корма! Меня знает каждый в Шохире!
С этими словами страж презрительно отвернулся и зашагал в сторону, продолжая свой обход. Одна его рука лежала на рукояти меча, другая крепко сжимала рукоятку боевого топора, словно он недвусмысленно давал мне понять, что прекрасно владеет обоими видами оружия. Я также продолжил свой путь, предусмотрительно огибая крепость, ибо мне не хотелось больше встречаться ни с дозорными, ни с разведчиками: никому неизвестного человека, в одиночку пробирающегося в город, действительно могли принять за шпиона. Конечно, в мирное время никому и в голову бы не пришло задерживать хайборийца, пересекшего границу, но теперь повсюду царит междоусобная вражда, и вполне возможно, что владетель Конаваги вторгся на земли своих соседей.
Перед фортом простиралось открытое пространство, ограниченное лесом, который стоял высокой зеленой стеной. Я придерживался опушки, и по пути в город мне удалось избежать нежелательных встреч, хотя я и пересек не одну тропинку, ведущую к нему. Наконец я увидел перед собой первые крыши домов Шохиры.
Этот пограничный город оказался на редкость красив;
бревенчатые дома были выстроены добротно и со вкусом, встречались среди них и каменные, что у нас в Тандаре было большой редкостью. Однако меня удивило то, что вокруг Шохиры не было ни защитного рва, ни стены. В Тандаре мы строим дома, руководствуясь не столько соображениями удобства, сколько безопасности - все наши жилища были надежно защищены, и каждое из них является небольшой цитаделью.
С правой стороны от города была выстроена еще одна крепость, уже более привычная для моих глаз - окруженная рвом и защитной стеной. На высокой платформе стояла поворотная баллиста. Эта цитадель была заметно больше Кваниара, но, видно, людей не хватало и здесь: над стеной я увидел всего лишь нескольких солдатских голов, причем шлемы были только на двоих-троих. На флагштоке беспокойно трепетало на полуденном ветру знамя с соколом - гербом Шохиры.
Несмотря на слова Отхо, сына Корма, у меня вновь возникли сомнения: встала ли Шохира на сторону Конана?
Ведь рядом с соколом не было золотого льва на черном фоне - знамени того отряда, которым в Аквилонии командовал Конан.
Слева, на краю леса, окруженным фруктовым садом, стоял богатый каменный дом. Похоже, то было жилище нобиля Валериана - я слышал, что он считался самым знатным землевладельцем Шохиры, сильным и могущественным человеком, имевшим значительное влияние в городе. Но мне почему-то показалось, что в доме сейчас никто не живет.
Странное впечатление произвел на меня и сам город - вероятно потому, что на его улицах почти не было видно мужчин. Я опять вспомнил слова дозорного о нехватке воинов.
Зато женщин и детей было вокруг полным-полно. Когда я поднимался по вымощенной камнем дороге, меня провожало множество настороженных и любопытных глаз, однако заговорить со мной никто не пытался, а на мои вопросы отвечали сухо и коротко.
Почувствовал нестерпимую жажду, я завернул в попавшуюся по пути маленькую таверну. Народу там было немного - двое стариков и несколько калек, ни одного взрослого здорового мужчины. Как только я вошел, тихий разговор мгновенно смолк, и все глаза выжидательно обратились в мою сторону.
Я осведомился, где я могу найти Хакона, сына Строма.
После некоторой паузы хозяин таверны сказал, что сегодня на рассвете Хакон направился в Тенитею, где размещены войска, но скоро должен вернуться. Помимо желания утолить голод и жажду, я чувствовал смертельную усталость - давали о себе знать ночные злоключения. Передо мной поставили тарелки с едой и кувшин пива, и, пока я ел, продолжал ощущать на себе настороженные вопросительные взгляды. Потом я упал на медвежью шкуру, любезно предоставленную мне хозяином таверны, и мгновенно уснул.
Когда незадолго до заката солнца вернулся Хакон, сын Строма, я все еще спал крепким сном. Этот воин был крупным и мощным человеком, длинноногим и длинноволосым, с широкими плечами. На нем была такая же, как и на мне, обычная одежда охотника - кожаные куртка и штаны, украшенные бахромой, и мягкие мокасины. Хакон появился в таверне в сопровождении шести лесных стражей, которые, усевшись за стол и потягивая из больших кружек пиво, внимательно наблюдали за мной.
Когда я назвал Хакону свое имя и сказал, что у меня есть для него важное сообщение, он пригласил меня устроиться рядом с ним за маленьким столиком в углу и выжидательно посмотрел на меня.
- Ваши люди представляют, что творится в Тандаре? - спросил я его первым делом.
- До нас доходят только слухи, - ответил Хакон.
- То, что я хочу сообщить, передает вам Брант, сын Драго, из Земельного Совета Тандара и Совета Нобилей.
Сейчас ты поймешь, что я действительно тот, за кого себя выдаю, - с этими словами я обмакнул палец в кружку с пивом, быстро нарисовал на столе знак и тут же его стер. Хакон удовлетворенно кивнул, его глаза загорелись неподдельным интересом.
- Вот это сообщение, - сказал я и, после небольшой паузы, продолжил: - Наша провинция решила выступить на стороне Конана, а наше войско готово сражаться с его врагами.
Хакон облегченно улыбнулся и радостно пожал мне руку.
- Я надеялся на это! - воскликнул он. - Помощь Тандара будет нам сейчас очень кстати.
- Мы не могли поступить иначе, - отозвался я. - Многие в Тандаре помнят такого знаменитого следопыта и разведчика, каким был Конан - даже я, хотя в те времена был еще ребенком. Его посланцы прибыли в Тандар с сообщением, что Пуантен повержен и Конан теперь претендует на трон Аквилонии. Люди эти не вербовали добровольцев, а только просили, чтобы наша провинция не выступала против него.
Ответ же был единодушным: "Мы не забыли Конаджохары!" После этого против нас выступил барон Ателиус, но нам удалось подстроить ему засаду в Малой Чаще и разбить его войско.
Теперь мы должны опасаться только нападения диких племен.
- Если бы то же самое можно было сказать о Шохире! - с горечью ответил Хакон. - Барон Тасперас заявил, что присоединяется к армии мятежников Конана, и мы поддержали его решение. Наш владыка прекрасно знает, что здесь, на западе, каждый человек на счету - нам и так с трудом удается отстаивать границу. - Он отхлебнул из кружки. - Но Тасперас все же отозвал свой отряд из крепости, и мы пополнили наши ряды лесными стражами. После этого у нас возникли серьезные разногласия с землевладельцами короля Нумедидеса. Некоторые из них бежали со своими отрядами в Конавагу, а кое-кто из оставшихся обещал не выступать ни на чьей стороне, как, скажем, владетельный Валериан из Шохиры.
так вот, бежавшие королевские прихвостни угрожают вернуться и перерезать нам глотки. Как раз сейчас в сторону Шохиры направляются войска лорда Брокаса - и до нас уже доходят известия об их жестокости к простым поселянам, которые поддерживают Конана.
Слова Хакона не были для меня новостью. Конавага - самая крупная и богатая провинция в западной части страны, там много могущественных и влиятельных землевладельцев, состоящих в родстве со знать королевства - не то что в Тандаре. Сражаться с их войсками будет очень нелегко.
- Брокас не столько держит сторону Нумедидеса, - продолжал Хакон, - сколько хочет под шумок подчинить своей власти всю западную часть страны. Старый король, как всем известно, давно уже не в себе, вот Брокас и надеется, наверное, править нами как его наместник. В его армии сейчас - оставшиеся верными присяге Аквилонские солдаты, боссонские лучники, дружины королевских приспешников из К

на главную страницу